Правительственная деятельность за годы 1619—1645. Часть 3

В 1627 г. правительство пришло к мысли восстановить повсеместно губных старост, предписывая выбирать их из лучших дворян, т. е. из более состоятельных. Эта мера ограничивала круг влияния воевод; многие города воспользовались ею и просили, чтобы у них не было воевод, а были только губные старосты, и это разрешалось. Таким образом, губной старост сосредоточивал в своих руках не одни уголовные дела, а во областное управление, становился и земским судьей. Но другой стороны, города иногда оставались недовольны губными старостами и просили назначить им воевод; так, город Дмитров, просивший в 1639 г. губного старосту, в 1644 г. уж хлопочет о назначении ему воеводы. Город Кашин в 1644 I также просил себе воеводу (и даже указывал на Дементия Лазарева, как на лицо, желаемое для этой должности), потом что кашинский губной староста "срамен и увечен", а прежде Кашине были воеводы, а такого "воровства не было". И другие города поступаются точно так же губным правом из-за непригодности известной личности. Очевидно, что губной институт, это по-нашему — "право", тогда не мыслился таковым: в уездах было очень мало людей, годных для дела, ибо все такие люди правительством "выволочены на службу". Некоторые общины, однако, сохранили и в то время полное самоуправление: это было большей частью в так называемых черных землях, преимущественно на севере.

Таково было при Михаиле Федоровиче положение местного управления, носившего, следовательно, смешанный характер.

Что касается до центрального управления при Михаиле Федоровиче, то оно восстановлялось в Москве по старым образцам, завещанным XVI веком в форме старых приказов, и только потребностями времени вызывались к жизни новые приказы. Их было много учреждено при Михаиле, но устраивались они опять-таки по старым досмутным образцам, специализируя одну какую-нибудь отрасль владения какого-нибудь старого приказа. В центре всего управления по-прежнему стояла и всем руководила государева Боярская дума.

2. Кроме забот об администрации в Москве очень заботились о поднятии после смуты общего благосостояния, стремление к которому было, конечно, присуще и XVI веку; благосостояние земли было необходимо правительству и для хорошего устройства службы и тягот. В эту именно рамку отливались все заботы правительства, которые мы назвали заботами о благосостоянии. Благосостояние народа смешивалось тогда с благоустройством государственных повинностей.

Это приводит нас к вопросу об устройстве сословий при Михаиле Федоровиче, так как государственные повинности в Московском государстве носили сословный характер. Начнем со служилого сословия. Заботы правительства о нем были двоякого рода: 1) заботы об обеспечении служилых людей землями, или иначе — вопрос поместный — и 2) заботы об отношении служилых людей к крестьянству, или иначе — вопрос крестьянский. Как уже известно, главным средством содержания военного дворянского класса была земля, а на земле — крестьянский труд. Смута должна была, конечно, поколебать и замутить правильность поместного землевладения: масса дворян была согнана с поместий, масса поместных земель пустовала и вместе с тем множество дворцовых и черных земель перешло в поместья. Наряду с беспоместными помещиками были такие, которым поместья попали незаконно или неизвестно как. Ни наличного числа дворян, годных к службе, ни степени обеспеченности их правительство в первые годы не знало. В горячее время первых войн оно старалось кое-как привести в известность все это, отбирало незаконно захваченные казенные земли <<* О редукции есть два мнения: одни совершенно отрицают ее существование и говорят, что московское правительство укрепило землю за тем, за кем она находилась в момент ревизии (Бестужев-Рюмин); другие допускают редукцию, как в Швеции, где, когда борьба правительства с дворянами окончилась победой абсолютизма, она проводилась с неумолимой суровостью. Хотя такой редакции у нас не было, однако нельзя согласиться и с первым мнением, так как мы находим ясные и несомненные признаки ее.>>, разбирало и "испомещало" служилых людей и, не прибегая к строгой поверке прав на землю того или другого помещика, давало разоренным денежное жалованье, а для увеличения служилого класса верстало в службу казаков, "которые от воровства отстали". Словом, оно приводило в ясность свой служилый класс и в поместных делах руководилось старыми обычаями, издавало при случае частные указы о поместных делах и, наконец, в 1636 г. составило целый свод из этих указов — "поместное уложение". Но эта лихорадочная деятельность не могла сразу привести к полному благоустройству. Положение служилых фактически было чрезвычайно тяжело. Вследствие этого многие из них "воровали", "оставались в нетях", т. е. не являлись по призыву на службу, и это сходило с рук по слабости надзора. Другие же добросовестно служили, а служить им между тем, как тогда говорили, было "не с чего". И вот в 1633 г. московские дворяне, т. е. высший разряд дворянства <<* Назначенные в поход против поляков с князьями Черкасским и Пожарским.>>, били челом, что на войну идти не могут; у одних нет земель, а у других и есть, да пусты, — крестьян нет, а если и есть, то 3, 4, 5 или 6 душ всего, а это для службы слишком мало. Правительство велело разобрать их челобитья, причем признало, что служить помещик может только с 15-ти крестьян. Любопытно, что на соборе 1642 г. это число самими дворянами определяется не 15-ю, а 50-ю. Но если положение лучшего дворянства было таково, то еще хуже было положение низших его слоев, это мы видим из многих документов того времени и, между прочим, из челобитья, которое в 1641 г. дворяне разных городов, бывшие на Москве, подали об улучшении их быта. Они, описывая свое печальное положение, между прочим, указывали на то, что много дворян "не хотят с ними государевы службы служити и бедности терпети и — идут в холопство". Уже Судебник 1550 г. запрещает находящимся на службе, "верстаным" дворянам идти в холопы, а теперь, в 1642 г., в ответе на челобитье правительство запретило это всем дворянам вообще. Переход дворян в холопы, предпочтение зависимого холопьего состояния свободному состоянию землевладельца, конечно, резкий признак тяжелого экономического положения. Сами дворяне склонны были видеть причины своего расстройства в тяжести службы и злоупотреблениях по службе, именно в неравномерном распределении служебных тягот между дворянами (на что они указывали на соборе 1642 г.), а затем в малой устойчивости крестьянского труда, которым они только и могли держаться. О таком-то положении крестьянского труда говорит замечательное челобитье 1646 г.; оно в значительной степени посвящено незаконному переходу и переводу крестьян и кабальных людей. Та борьба за крестьянина, которая шла в XVI в., продолжается и в XVII в.