Глава восьмая. Окончание междуцарствия (часть 22)

Толпы служилых людей приезжали в Ярославль для соединения с ополчением, посадские люди привозили денежную казну, но под Москву нельзя было предпринять немедленного похода: козаки заняли Углич, Пошехонье, свирепствовали по уездам, шведы стояли в Тихвине. Нельзя было двинуться на юг, оставив в тылу этих врагов. Князь Дмитрий Михайлович и Кузьма начали думать со всею ратью, духовенством и посадскими людьми, как бы земскому делу было прибыльнее, и положили: отправить послов в Новгород, занять шведов мирными переговорами, а на козаков послать войско. В Новгород отправился Степан Татищев с выборными из каждого города по человеку, повез грамоты к митрополиту Исидору, князю Одоевскому и Делагарди: у митрополита и Одоевского ополчение спрашивало, как у них положено со шведами? К Делагарди писало, что если король шведский даст брата своего на государство и окрестит его в православную христианскую веру, то они ради быть с новгородцами в одном совете. Это было написано для того, говорит летопись, чтоб, как пойдут под Москву на очищение Московского государства, шведы не пошли воевать в поморские города. Грамоты в Новгород были написаны 13 мая; 19-го - Исидор, Одоевский и Делагарди отпустили Татищева с ответом, что пришлют в Ярославль своих послов; но Татищев объявил, что в Новгороде добра ждать нечего. Несмотря на то, в июне начальники ополчения разослали грамоты по украинским городам, которые держались псковского вора, Марины и сына ее, чтоб они от ведомого вора отстали: "Только вы от того вора отстанете и с нами будете в соединенье, то враги наши, польские и литовские люди, из Московского государства выйдут; если же от вора не отстанете, то польские и литовские люди Москву и все города до конца разорят, всех нас и вас погубят, землю нашу пусту и беспамятну учинят, и того всего взыщет бог на вас, да и окрестные все государства назовут вас предателями своей вере и отечеству, а больше всего, какой вам дать ответ на втором пришествии пред праведным судиею? Да писали к нам из Великого Новгорода митрополит Исидор и боярин князь Одоевский, что у них от немецких людей православной вере порухи и православным христианам разоренья нет, шведского короля Карла не стало, а после него сел на государстве сын его Густав Адольф, а другой сын его, Карлус Филипп, будет в Новгород на государство вскоре, и дается на всю волю людей Новгородского государства, хочет креститься в нашу православную христианскую веру греческого закона. И вам бы, господа, про то было ведомо, и прислали бы вы к нам для общего земского совета из всяких чинов человека по два и по три, и совет свой отписали к нам, как нам против общих врагов, польских и литовских людей, стоять и как нам в нынешнее злое время безгосударным не быть и выбрать бы нам государя всею землею. А если вы, господа, к нам на совет вскоре не пришлете, от вора не отстанете и со всею землею не соединитесь и общим советом с нами государя не станете выбирать, то мы, с сердечными слезами расставшись с вами, всемирным советом с поморскими, понизовыми и замосковными городами будем выбирать государя. Да объявляем вам, что 6 июня прислали к нам из-под Москвы князь Дмитрий Трубецкой, Иван Заруцкий и всякие люди повинную грамоту, пишут, что они своровали, целовали крест псковскому вору, а теперь они сыскали, что это прямой вор, отстали от него и целовали крест вперед другого вора не затевать и быть с нами во всемирном совете; о том же они писали и к вам во все украинские города".

На этот раз из подмосковного стана писали правду: 11 апреля приехал оттуда во Псков Иван Плещеев обознавать вора; Плещеев, по словам летописи, обратился на истинный путь, не захотел вражды в земле и начал говорить всем, что это истинный вор. Очень может быть, что несогласие многих в самом подмосковном стане, несогласие северо-западных городов, причем тверичи не впустили его к себе в город, содействовало обращению Плещеева на истинный путь. Как бы то ни было, отказ его признать вора произвел свое действие в Пскове: 18 мая вор должен был бежать из города с воеводою князем Хованским, но Плещеев вошел в переговоры с Хованским и убедил его выдать вора, вследствие чего 20 числа самозванца привели назад в город и посадили в палату, а 1 июля повезли к Москве.

Пожарский послал и в далекую Сибирь грамоты с уведомлением о новгородских делах и с требованием присылки выборных для совета насчет избрания королевича. Он уведомлял города, что посланные им против козаков и черкас отряды везде имели успех: князь Дмитрий Лопата-Пожарский выгнал козаков из Пошехонья, князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский выгнал малороссийских козаков, или черкас, из Антониева монастыря в Бежецком уезде, потом выгнал великороссийских козаков из Углича; воевода Наумов отогнал отряды Заруцкого от Переяславля. Но среди этих успехов в самом Ярославле происходили смуты: туда явился с казанским ополчением известный нам Иван Биркин вместе с татарским головою Лукьяном Мясным; еще дорогою они ссорились друг с другом, Биркин вел себя как неприятель в городах и уездах, когда же пришел в Ярославль, то возобновил ссору с Мясным из-за того, кому быть главным начальником, едва дело не дошло между ними до бою, но, что всего хуже, эта ссора отразилась и в ополчении Пожарского: большинство было против Биркина и откинуло его, но смольняне приняли его сторону. Биркин ушел с большею частию своих назад, но Лукьян Мясной остался с двадцатью человеками князей и мурз, тридцатью дворянами и сотнею стрельцов. Смута не прекратилась и по уходе Биркина: начались споры между начальниками о старшинстве, каждый из ратных людей принимал сторону своего воеводы, а рассудить их было некому, тогда придумали по старине взять в посредники, в третьи лицо духовное, послали к бывшему ростовскому митрополиту Кириллу, жившему в Троицком монастыре, чтоб он был на прежнем столе своем в Ростове. Кирилл согласился, приехал в Ростов, потом в Ярославль и стал укреплять людей: какая ссора начнется у начальников, и те обо всем докладывали ему.