Глава четвертая . Продолжение царстования Алексея Михайловича (часть 25)

3 июня, не доезжая до Чигирина верст за десять, Бутурлин был встречен миргородским полковником Григорием Лесницким, который объявил о себе, что он сделан наказным гетманом над всем Войском Запорожским, чтоб идти против крымского хана; стоит он в десяти верстах от Чигирина и сбирается с войском, а крымский хан со всеми ордами переправился за Днепр под Очаковом и стоит в недальних местах. "Теперь, - говорил Лесницкий, - слух до нас доходит, что его царское величество, неизвестно по каким нашим винам, гнев свой на нас положил и хочет послать на нас ратных воинских людей; однако мы жен своих и детей оставим без всякого спасенья, хотя и постигнет нас меч его царского величества; мы подложим головы свои под меч этот безо всякого сопротивления: буди во всем воля великого государя нашего".

Бутурлин отвечал: "Это вам кто-нибудь наговорил воровски, на ссору: великий государь держит вас в своей милости и жалованье, и вам бы ему служить, а воровским речам, смутным речам не верить, а служба ваша у великого государя забвенна не будет".

Верст за пять от Чигирина встретили Бутурлина сын Хмельницкого Юрий, писарь Выговский, есаул Иван Ковалевский, с ними козаков конных человек с двести; Юрий сказал Бутурлину: "Не прогневайтесь, что отец мой сам не выехал к вам навстречу: он очень болен". На другой день Бутурлин был у гетмана, которого нашел в постели. По причине болезни Богдан отказался слушать речи посольские о великих государевых делах, отложил до другого раза; Бутурлин за это отказался было обедать у него, но потом согласился, когда гетман объявил, что он почтет это за знак государевой немилости к нему. За стол сели и потчивали послов гетманова жена Анна и дочь Катерина, жена Данила Выговского, писарь Иван Выговский и есаул Иван Ковалевский, а сам гетман за столом сидеть не смог, лежал на постели. В половине стола Богдан велел налить себе кубок венгерского, встал и, поддерживаемый слугами, пил за здоровье государя, царского семейства, за патриарха Никона, милостивого заступника и ходатая.

На другой день Бутурлин расспрашивал писаря Выговского о вестях; тот, взирая на образ Спасов, перекрестя лице свое, с великими клятвами говорил, что Хмельницкий и он, писарь, и все Войско Запорожское великому государю во всем истинные слуги и подданные без всякой шатости; с шведским королем, с Рагоци, с молдаванами и волохами гетман соединился не для чего иного, только на славу, честь и хвалу великому государю. Великий государь с поляками договор велел учинить по поляновским статьям, Войску Запорожскому быть по-прежнему в Короне Польской; гетман и все Войско Запорожское о том опечалились, а поляки обрадовались покою, начали злохитрствовать, забегать во многие государства, чтоб они вместе с ними Войско Запорожское и православных христиан воевали. Тогда гетман послал к венгерскому, молдавскому и волошскому владетелям о дружбе; те обрадовались и присягнули в вечной дружбе. Это сделано великому государю на вечную славу, что такие честные владетели царского величества подданным учинились в дружбе и братстве и на недругов великого государя в соединении; а полковник Антон Жданович ходил на поляков не для того, чтоб Рагоци быть на Короне Польской, а только для того, чтоб поляки с окрестными государями дружбою не сносились и подданных царского величества не разоряли. Бутурлин отвечал: "Нам в великое подивленье, какими мерами то чинится, что у гетмана и Войска Запорожского с неприятелем царского величества, шведским королем, ссылка и соединение, и всякое доброхотство от великого государя переносится на шведского короля да на Рагоци венгерского, и Войско Запорожское всякое вспоможенье чинит неприятелям царского величества без воли и повеленья великого государя. Делаете вы это, забыв страх божий и свое обещание, данное пред св. Евангелием; Корону Польскую, на которую избрали великого государя нашего, разоряете, крови христианские проливаете, православным церквам божиим и православным христианам, живущим в Польше, от кальвинов разорение и осквернение чинится многое, так что и слышать страшно: блюдитесь, чтоб вам за такие неправды не навести на себя гнева божия!"

Наконец Богдан прислал звать к себе Бутурлина на личное свидание. Посол повторил и ему те же самые слова, какие говорил Выговскому. Богдан вспыхнул. "От шведского короля, - сказал он, - я никогда отлучен не буду, потому что у нас дружба давняя, больше шести лет; шведы люди правдивые, всякую дружбу и приязнь додерживают, слово свое держат; а царское величество надо мною и надо всем войском учинил было немилосердие свое: номирясь с поляками, хотел было нас отдать им в руки; а теперь слух до нас доходит, что государь изволил послать из Вильны против нас, шведов и венгров, ляхам на помощь 20000 ратных людей; а мы, когда еще и не были у царского величества в подданстве, великому государю служили, крымского хана воевать московские украйны не пускали девять лет, и теперь мы от царской высокой руки неотступны и идем воевать с неприятелями царского величества, хотя бы мне от нынешней моей болезни и смерть приключилась, для того везем с собою и гроб. Вере христианской никогда я разорителем не буду: были с нами в союзе и бусурманы, крымские татары, и те меня слушали, бились за церкви божии и за веру православную. Великому государю во всем воля; только мне диво, что бояре ему ничего доброго не посоветуют: Короною Польскою еще не овладели и мира в совершенье еще не привели, а уже с другим государством, со шведами, войну начали, а шведский король силен, у него в союзе шестнадцать земель; и если бы я не соединился со шведами, венграми, молдаванами и волохами, то соединились бы с ними поляки, и нас всех в Малой России вырубили бы и выжгли, царского величества рати к нам на помощь не подоспели, мы бы все сгинули, а потом и Российскому государству было бы нерадостно ж".