Читали: "Которые люди за меня доброе слово молвят или какие письма объявят, те в заточение посланы и мукам преданы: поддьякон Никита умер в оковах, поп Сысой погублен, строитель Аарон сослан в Соловецкий монастырь". "Никита, - прервал царь, - ездил от Никона к Зюзину с ссорными письмами, сидел за караулом и умер своею смертию от болезни; Сысой - ведомый вор и ссорщик и сослан за многие плутовства; Аарон говорил про меня непристойные слова и за то сослан; допросите, кто был мучен?" Никон: "Мне об этом сказывали". Царь: "Ссорным речам верить было ненадобно и ко вселенским патриархам ложно не писать".
Читали: "Архиереи по епархиям поставлены мимо правил св. отец, запрещающих переводить из епархии в епархию". "Когда Никон, - сказал на это царь, - был на патриаршестве, то перевел из Твери архиепископа Лаврентия в Казань и других многих от места к месту переводил". Никон: "Я это делал не по правилам, по неведению". Питирим: "Ты и сам на Новгородскую митрополию возведен на место живого митрополита Авфония". Никон: "Авфоний был без ума; чтоб и тебе также обезуметь!"
"От сего беззаконного собора, - продолжали читать в грамоте, - престало на Руси соединение с восточными церквами и от благословения вашего отлучились, от римских костелов начаток прияли волями своими". Царь: "Никон нас от благочестивой веры и от благословения св. патриархов отчел и к католической вере причел и назвал всех еретиками! только бы его, Никоново, письмо до св. вселенских патриархов дошло, то всем православным христианам быть бы под клятвою, и за то его ложное и затейное письмо надобно всем стоять и умирать и от того очиститься". "Чем Русь от соборной церкви отлучилась?" - спросили патриархи Никона. "Тем, - отвечал он, - что Паисий газский Питирима перевел из одной митрополии в другую и на его место поставил другого митрополита; и других архиереев с места на место переводили же; а ему то делать не довелось, потому что от иерусалимского патриарха он отлучен и проклят; да хотя б газский митрополит и не еретик был, то ему на Москве долго быть не для чего; я его митрополитом не почитаю, у него и ставленной грамоты нет; всякий мужик наденет на себя мантию - так он и митрополит! я писал все об нем, а не о православных христианах". Оправдание было слишком ничтожно; враги Никона торжествовали; отовсюду поднялся крик: "Он назвал еретиками всех нас, а не одного газского митрополита; надобно учинить об этом указ по правилам!" Никон увидал, куда завела его привычка употреблять сильные, необдуманные речи; но опять по привычке всегда во всем обвинять других, а не себя он обратился к государю и сказал: "Только б ты бога боялся, то так бы надо мною не делал".
Царь не отвечал ничего. Когда все успокоились, стали опять читать грамоту Никона к патриархам; читали жалобу его на поставление духовных по государеву указу, на тяжелые сборы с церквей и монастырей; царь объяснил дело. "Как прежде бывало во время междупатриаршества, - сказал он, - так делается и теперь насчет поставления духовных лиц: возводят в степени архиереи собором. Если что из патриаршей казны взято, то взято взаймы; с архиереев и монастырей брались даточные люди, деньги и хлеб по прежнему обычаю; а он, Никон-патриарх, на строение Нового Воскресенского монастыря брал из домовой казны большие деньги, которые взяты были с архиереев и монастырей вместо даточных людей; да он же брал с архиереев и монастырей многие подводы самовольством". Никон отвечал, что ничего никогда не брал. Когда прочли место о Мефодии Мстиславском, то царь сказал: "Епископ Мефодий послан в Киев не митрополитом, а блюстителем, и об этом писал я к константинопольскому патриарху". Относительно поведения Питирима отвечал сам обвиненный: "В божественных службах в соборной церкви я стоял и сидел, где мне следует, а не на патриаршеском месте: в неделю ваий действовал по государеву указу, а не сам собою". Никон: "Тебе действовать не довелось: то действо наше патриаршеское". Царь: "Как ты был в Новгороде митрополитом, то сам действовал; а в твое патриаршество в Новгороде, Казани и Ростове митрополиты действовали же". Никон: "Это я делал по неведению". Дошли и до стрешневской собаки. "Никон, - сказал при этом царь, - ко мне ничего не писал, а боярин Семен Лукьянович передо мною сказал с клятвою, что ничего такого не бывало". Духовенство свидетельствовало, что Никон проклял Стрешнева понапрасну без собора, а боярин Петр Михайлович Салтыков прибавил, что патриарх разрешил Стрешнева от клятвы и простил и грамоту к нему прощальную прислал. Никон не говорил ничего, но когда чтение грамоты кончилось, то он сказал царю: "Бог тебя судит; я узнал на избрании своем, что ты будешь ко мне добр шесть лет, а потом буду я возненавиден и мучен". Царь обратился к патриархам: "Допросите его, как он это узнал на избрании своем?" Никон на этот вопрос не отвечал ничего. Тут Иларион рязанский воспользовался случаем, чтоб упомянуть о других пророчествах Никона. "Он говорил, - начал Иларион, - что видел звезду метлою и от того будет Московскому государству погибель: пусть скажет, от какого духа он это уведал?" Никон: "И в прежнем законе такие знамения бывали, на Москве это и сбудется; господь пророчествовал на горе Элеонской о разорении Иерусалима за четыреста лет". Все утомились, особенно царь и Никон, стоявшие все время на ногах. Патриархи кончили заседание, велев Никону идти на подворье.