Но русский человек XVII века был робок, чувствовал себя небезопасным вследствие не одних разбоев, он окружен был опасностями другого рода, от которых не было возможности защититься никаким оружием. Вот какая, например, беда постигла жителей города Шуи: "Приезжают в Шую к чудотворному образу Смоленской богородицы из многих городов и уездов мужеский, женский и девичий пол, привозят одержимых нечистыми духами, и страждущие в молебное время мечтаются всякими различными кознодействами и кличут на уездных людей, что их портят: кликала Ирина Маурина на Федьку Якимова, и по царскому указу Якимов взят в Суздаль и кончился злою смертию". Принимались меры против порчи, для отпуска свадьбы приглашался знающий человек, который умел отвратить всякое лихо, но и это не помогало. В шуйскую земскую избу пришел посадский человек и извещал: "Была у нас свадьба, женился брат мой, и на свадьбе приключилась над матерью нашею и снохою скорбь, стали кликать в порче, а отпускал свадьбу от всякого лиха шуянин посадский человек Гришка Панин; а на другой день после свадьбы пришел к нам в дом тюремный сторож Палатов, взял с нас посулу денег 10 алтын 4 деньги, да шапку, да два перстня, да ширинку, да платок миткалевый и взялся мать и сноху от скорби отходить, но он их в целом уме не поставил". Однажды тот же город Шуя был встревожен, собрали всех жителей и спросили по указу суздальского архиепископа: "Не видел ли кто и не слыхал ли, как соборный поп Иван ездил на медведе?" Все отвечали, что от слуху не слыхали и виденьем не видали. В 1674 году в Тотьме сожжена была в срубе при многих людях женщина Федосья по оговору в порче; при казни она объявила, что никого не портила, но что перед воеводою поклепала себя, не перетерпя пыток. Для характеристики времени приведем еще два любопытных случая дьявольского навета. В 1671 году на дороге в Польшу пойман был подозрительный человек Ивашка Клеопин, который при допросе в Торопце показал: "Называет он новгородца Алексея Кириллова, сына Клеопина, отцом себе, а жену его Марью матерью и жил у них, а кто у него родной отец был, и про то ведает Алексей Клеопин, а принес его, Ивашка, с Москвы в младенчестве Новгородского уезда, Бежецкой пятины, Телбовского погоста, церкви Николая Чудотворца бобыль Гришка Абакумов и отдал ему, Алексею, и крещен у него, Алексея, в дому, и называл он, Алексей, его, Ивашка, царевичем. 6 августа на Телбовском погосте, на церковном крыльце, говорил он шестерым дворянам, что он, Ивашка, пойдет в Польшу и чтоб-де за него в Польше стали, а называться было ему в Польше царевичем Алексеем Алексеевичем и наговаривать поляков, чтоб шли на Луки войною, и дворяне сказали ему: "Куды себе хошь, туды и поди". Слышал он от жены Федора Клеопина, Анисьи, сказывал ей Телбовского погоста поп Кузьма про него, Ивашку: такой-де он великий человек, а не сумеет за себя стать, а тот поп - еретик и еретические книги знает и у себя держит, а грамоте и писанью учился он, Ивашка, у него, попа Кузьмы Григорьева, а про еретичество слыхал от 18 дворян. На Мошенском погосте Петр Лупандин называл его царем, а слышал то Данила Чоглоков, и он, Ивашка, его, Петра, за такое слово и за бороду драл". Все оговоренные лица отреклись, что ничего не слыхали и не говорили. Поп Кузьма и 16 человек дворян сказали, что Ивашка Клеопин умоврежен, а умовредство ему учинилось тому шестой год, и почал забываться в то время, как он был на государевой службе, отца своего родного и мать хотел саблею сечь, а брата своего посек саблею, иконы божественные и книги словами бесчестил, и за людьми гонялся, и в лес бегивал, и говаривал, что он, Ивашка, прощал и исцелял многих людей, и над матерью своей родной хотел неистовственное дело учинить, и сам ножом резался, и в огонь бросался. и платье на себе драл. Отец Ивашки, Алексей Клеопин, объявил. что Ивашка 20 лет с лишком от него из деревни бежал в лес, потому что умоврежен, и говорил всякие многие непристойные слова, и называл себя великим человеком царевичем, и бил он, Алексей, на него челом новгородскому воеводе, и хотел его везти в Новгород к расспросу. С пытки Ивашка говорил: отец его родной Алексей Клеопин, а царевичем стал называться собою, потому что умоврежен наветом дьявольским, и в Польшу было пошел собою наговорить поляков, чтоб шли войною на Луки Великие, а в прежних своих речах всех поклепал, потому что умоврежен наветом дьявольским. Ивашку повесили.
Другой случай был в Москве. В 1651 году Федор Шиловцов в допросе объявил: "Отдан он в Чудов монастырь под начал черному попу Илье, да с ним же сидел под началом иноземец Кроковский, и он испил у того иноземца квасу, и у него в брюхе почало шуметь, и чает, что в те поры он испорчен. И после того ходил он по отпуску из монастыря к себе на двор и, пришед в монастырь, учал говорить псалтырь, и в те поры перед ним зашумело, как бы пролетел ангел или бес; и ангел велел ему богородицы образ со стены снять, для того что непригоже образам кланяться, и он, сняв со стены образ да крест, положил на землю, и крест начал вспрядывать, и он на образ и на крест вступал ногами, а то дело божье учинил он, то не просто, по ангелову веленью. А начал он помышлять недель с десять и больше, что иконам кланяться не подобает, потому что бог на небеси, а то образ божий". Когда ему сказали, что бог невидим, мы св. иконы почитаем, а иконная честь на первообразное восходит, то он отвечал: "Всякому человеку можно бога умными очами видеть. Тому недели три или четыре говорил ему Казенного приказа дьяк Захар Онуфриев: худо у нас то учинено: где торгуют хлебами и калачами, тут торгуют и образами, и ему, Федору, с тех пор вместилось в мысль о иконах, что не подобает поклоняться. Не стало кодашевца Рагозина, а ему, Федьке, был друг большой, и он по нем тужил и плакал долгое время, и от той кручины ходил вне ума, и начал мыслить о св. иконах, достойно ли поклоняться, потому что иконы пишут мужики простые и пьяные небреженьем и продают в торгу просто, и как государь праздновал в соборной церкви Ризе господней, и он, Федька, начал себе мыслить: как он деньги, которые, будучи на денежном дворе, крал, объявит и отдаст, и государь его пожалует, вину его отдаст и начнет его, Федьку, жаловать, и он, надеяся на государеву милость, начнет государю говорить, что бог на небеси, а иконам достойно ли поклоняться? Чтоб государь велел свидетельство учинить, и будет достойно иконам поклоняться, и государь бы указал для икон устроить двор особый и писать те иконы всем иконописцам справчиво и приставил бы к иконному делу честных людей. И как он был в Чудове монастыре под началом и приведен был в келью, и тут стоял образ Спасов нерукотворенный, и он, Федька, начал на тот образ смотреть, и тот образ начал претворяться разными виды".