3 октября привели Рославца пред гетмана и старшину. "Я было надеялся, - сказал ему Самойлович, - что такого другого приятеля у меня и нет, как ты, Петр; а ты, забыв бога и присягу, хотел за добродетель мою к тебе убить меня, да господь бог не помог!"
"Я ни в каком совете с протопопом не бывал, - отвечал Рославец, - дел его никаких не знаю; моя вина одна, что поехал без гетманского ведома и отпуска к царскому величеству, побоясь черной рады, чтоб меня не убили". Тут Рославец повалился на землю перед гетманом и лежал долго.
27 октября великий государь указал и бояре приговорили в передней при святейшем патриархе: Рославца с советниками судить войсковым правом. Суд назначен был в январе.
Но прежде Рославца надобно было решить важный вопрос: что делать с Дорошенком? Где ему жить? Сначала Ромодановский и Самойлович поместили его в Соснице (в черниговском полку). В ноябре отправился в Батурин стольник князь Иван Волконский с приказом гетману прислать Дорошенка в Москву для подтверждения присяги; для успокоения Самойловича Волконский должен был ему говорить, что Дорошенко берется в Москву из уважения к его же, Самойловичевой, верной службе: Дорошенко ему, гетману, давний неприятель, так чтоб, будучи на этой стороне, по прежнему своему злоковарству не вымышлял каких-нибудь противных на него дел и не побуждал бы ко злу людей, не желающих покоя.
В Батурин приехал Волконский в начале декабря и для переговоров о Дорошенке отправился к Самойловичу часа за четыре до свету. "Теперь вскоре послать Дорошенка в Москву нельзя, - говорил гетман, - он переехал на эту сторону недавно и двора себе не построил, многих пожитков своих не перевез. Когда будут судить нежинского протопопа и Рославца, то это дело начнется Дорошенком: он главный обличитель. Потом мы обещали Дорошенку под Чигирином, что жить ему по воле, где захочет, и прежних дел его не вспоминать. Чигиринские старшины били мне челом, чтоб я позволил им поселиться на этой стороне, я позволил; но если теперь послать Дорошенка в Москву, то старшины усумнятся и сюда не поедут, да не было бы смуты и потому, что у Дорошенка много своих друзей на обеих сторонах Днепра, подумают, что его хотят заслать в Сибирь. А мне опасаться его не для чего: когда он и не был в подданстве у великого государя и не жил под моим региментом, то и тогда я знал все его замыслы, а теперь и подавно все буду знать". Наконец гетман объявил, что без совету с старшиною он не может решить этого дела; но и после совета Волконскому объявлено было то же - что отпустить Дорошенка нельзя по изложенным причинам. Решили, что гетман пошлет об этом грамоту государю, а Волконский будет дожидаться в Батурине указа. Указ пришел - оставить Дорошенка в Малороссии.
В январе 1677 года, на третий день после Богоявления, в Батурине начался суд над протопопом Адамовичем и полковником Рославцем; от Барановича присланы были черниговского Елецкого монастыря архимандрит Иоанникий Голятовский, игумен киевского Кириллова монастыря Мелетий Дзик и трое протопопов. Выслушав свидетелей, суд. приговорил Адамовича и Рославца к смертной казни, советника их, бывшего генерального писаря Карпа Мокриева, выслать вон из Украйны, бывшие полковники - переяславский Дмитрашка Райча и прилуцкий Лазарь Горленко должны присягнуть, что к Протопопову и Рославцеву злому умыслу не приставали. Но на другой день гетман прислал государевы грамоты, в которых говорилось о помиловании преступников. Выслушав грамоты, духовные особы и генеральная старшина сказали: если протопопа смертью не карать, то велеть его постричь. Сам Адамович бил челом, чтоб его постригли. "Я и прежде этого желал, - говорил он, - да не исполнил, верно, за это меня бог и смиряет". Приговорили протопопа постричь, а Рославца несколько лет держать за караулом. Адамовича для пострижения отправили с бунчужным Леонтием Полуботком в Чернигов к архиепископу Лазарю Барановичу; но тут протопоп объявил, что не хочет постригаться. "Не хочу иночества, - говорил он, - да не будут последняя горше первых". Тогда Баранович лишил его священства и отдал Полуботку уже как мирского человека под мирской суд. Полуботок велел посадить его в "тесное узилище". Не вытерпев тесноты, Адамович объявил, что даст подробное показание о своих замыслах и соучастниках. Полуботок созвал к себе многих духовных и светских особ, и в их присутствии Адамович показал: "Дмитрашка Райча говорил, что застрелит гетмана из пистолета в войске; в другой раз говорил, что пойдет в Запорожье и там станет бунтовать. Карп Мокриевич дважды говорил, что пойдет с Дмитрашкою в Запорожье бунтовать против гетмана. Я Дорошенку советовал и наказывал, чтоб спешил на эту сторону с Войском Запорожским и своим, обещая ему гетманство. Рославец говорил мне: порадеем о здоровье господина гетмана за то, что он ко мне не милостив. Когда я встретился с ним в селе Семеновском (я ехал из Москвы, а он в Москву), то он велел мне идти на Украину бунтовать запорожцев и Дорошенка для исполнения нашего намерения. Дмитрашка говорил, что вместе с гетманом надобно убить судью и бунчужного. Мы решили, что, убивши гетмана, жить не под царскою рукою, но поддаться хану". Адамович подписал это показание.