Глава третья. Окончание двоевластия. Царствование Петра I Алексеевича (часть 28)

Как трудно было решать дела подобных господ, видно из письма Ромодановского к царю: "Что ты, господине, писал ко мне о деле Хилкова с боярином Кондратьем Фомичем Нарышкиным, чтоб его по прежней подписной челобитной отдать, и я за то дело не стою, только мне впредь никаких дел по твоей воле имать нельзя, потому что мне всегда в ругательстве и лае быть; и в нынешнем деле, как ты мне приказал взять сперва, и я ив те поры тебе многажды доносил, что того дела взять было мне невозможно за однородством моим (с Хилковыми), что станут на меня бить челом, и ты мне, господине, в те поры то дело велел взять и говорил мне, хотя и однородство, однако же и Лев Кириллович тебе свой же; и я по тому твоему изволению то дело и взял; а впредь как воля твоя, только дел мне никаких имать невозможно; истинно к тебе, господине, пишу не для свойства к себе Хилкова, потому что мне стало о себе".

Наконец общество требовало от правительства преследования особого рода вредных людей - волшебников. В 1696 году по челобитью всех крестьян одной из волостей Яренского уезда вор Васька Алексеев в волшебном деле расспрашиван и пытан, и винился: испортил он дьявольскими словами 10 человек и сказал их всех по именам; от Христа бога и от животворящего его креста отрекся, верует дьяволу, а учился он тому воровству у дяди своего родного Напалкова, а дядя его Парфенов тому волшебству умеет же. Другой, Мишка Алексеев, винился: испортил он воровским словом четверых, напустил на них икот; а учился он, Мишка, тому воровству у Сергушки Шелепанова. И Сергушка сыскан же и расспрашиван, и повинился, что они православной христианской веры чужи, от Христа бога и животворящего креста господня отреклись, веруют сатане и над крестом господним ругаются; а носят они крест на себе, будто они христиане для людей, чтоб не догадались, и испортил он, Сергушка, Акилинку, Игнашкину жену, до смерти. Да Сергушка и Мишка сказали у пытки: у порченных людей икоты напрасно на неповинных людей не говорят; кто кого испортил, на того и говорят, а меж себя друг на друга отводить не могут же".

Мы видели, что имущество мирных граждан одинаково страдало как от разбойников, так и от воевод; дела по воеводским злоупотреблениям не прекращались в описываемое время, что должно было вызвать преобразователя к решительной мере. Прежде признано было хорошим средством против воевод не держать их в городах более двух лет, после же этого срока оставлять на прежних местах только по челобитной граждан. Некоторые воеводы начали хлопотать, как бы вынудить у горожан челобитную: в конце 1695 года пришла челобитная из Старого Оскола, что некоторые из тамошних торговых людей составили воровскую челобитную, будто от всех городских людей, чтоб старооскольскому воеводе Матвею Афросимову быть воеводою третий год, тогда как остальные старооскольцы и уездные люди про челобитную не ведают. По сыску сын боярский Сукин сказал: "Зазвал меня к себе в хоромы воевода, и я к составной челобитной руку приложил по неволе для того, что воевода хотел было меня бить до смерти". Приказной избы подьячий объявил, что приложил руку вместо старооскольца Сорокина заочно, потому что воевода угрожал разореньем и боем, и т. д. В Мценске воевода Тутолмин ямского прикащика Петра Смирнова своими руками тростью бил и, раздев, батогами бил же за то, что прикащик разрядному подьячему без подорожной подвод не дал и дать было ему не по чему; и от того боя прикащик умер. Юрий Салтыков жаловался: бил я челом на вяземских драгун, рейтар, стрельцов и посадских людей в денном их приходе и приезде и разореньи вяземской моей вотчины деревни Бородиной. Вяземскому воеводе велено тех приходчиков и приезжиков отослать в Можайск к розыску; в Можайск взято четыре человека посадских людей, и те люди в расспросе во всем винились и говорили на своих товарищей, 12 человек, которых вяземский воевода захватил; но, взяв с них великие взятки, из приказной избы освободил. Вследствие жалоб кунгурских жителей на воеводу своего Степана Сухотина наряжено было следствие в 1697 году. Перед следователем Гаврилою Дубасовым кунгурский земский староста прошлого 1695 года села Ильинского крестьянин Панкратий Никитин допрашиван, а в допросе сказал по святой непорочной евангельской заповеди господни, еже ей-ей в правду: в прошлом 1695 году о Степане Сухотине за ручную челобитную, чтоб ему у них на Кунгуре воеводою быть третий год, он, Панкрашка, с посадскими людьми и с уездными крестьянами не писывал и руки прикладывать никому не веливал, а подьячий Максим Богомолов к такой челобитной вместо его, Панкрашки, руку приложил без его, Панкрашкина, веленья, заочно. И, будучи на Кунгуре воеводою, Степан Сухотин и сын его Никита кунгурским людям и уездным крестьянам обиды и налоги и разоренья чинил и приметками своими великие с них взятки напрасно брал. Ездил он, Степан, в Кунгурский уезд для переписки уездных крестьян, и в то число взял у него, Панкрашки, из земской избы мирских денег 220 рублев, кроме того, что брал со всякого по два алтына; а после того взял у него же, Панкрашки, мирских денег 80 рублев, чтоб на него, Степана, им, кунгурцам, не варить пив; да с него ж, Панкрашки, нападками своими взял рубль денег; и в Кунгурском уезде на заставах кунгурских крестьян, которые ездили с Кунгура к Соликамской и в чусовские острожки с хлебом для продажи, он задерживал и без печатей своих не пропускал, и от того пропуску и от печатей зимним путем по осьми денег с воза, а летом со стругового отпуску с четверти по алтыну брал. Того ж числа земский староста нынешнего года Никита Посохин допрашиван и сказал: будучи он, Степан Сухотин, на Кунгуре, посадских людей держал в приказной избе и в тюрьме безвинно, бил батогами и кнутом и брал деньги (следует длинное перечисление), а иных кунгурских крестьян нападками своими разорял, и от того его воеводского разоренья кунгурские крестьяне в сибирские города бежали (следует перечисление, кто бежал); и кунгурского посадского человека Якушка Заганова в приказной избе тростью он, Степан, бил безвинно, и умер он, Якушка, от тех его побой; и кунгурского земского старосту Федьку Гладкого на воеводском дворе бил безвинно; а приказной избы подьячего Красильникова пытал и велел ему на кунгурцев говорить, будто они хотят его, Степана, убить. Посадские люди сказали: в 1692 году кунгурский стрелец Афонка в сибирские города для сыску беглых людей посылан, и воеводы Сухотина сын Никита с женою Афонкиною Устюжкою насильно жил и младенца мужска пола с нею прижил; и Степан Сухотин ту Афонкину жену да сына его Мишку девяти лет к себе во двор сильно взял и за человека своего за Федьку отдал. А как Афонка приехал из Сибири, то, не допустя его до Кунгура, двух стрельцов по него Степан Сухотин посылал и в приказной избе его, Афонку, держал и нападками своими в то время у него трех лошадей, да две пищали винтовальных, да саадак с лубьем и стрелами, да две порошницы, да два арчака башкирских, да денег пять рублев взял, да в то же время в неволю письмо, чтоб о своей жене ему, Афонке, на него, воеводу, не бить челом, вымучил и закладную кабалу на сына его Мишку на имя подьячего Калашникова, будто в заемных деньгах, взял. Крестьяне сказали: воевода Сухотин в Кунгурский уезд посадских людей, площадных подьячих и стрельцов с весны в студеную пору посылал, в городе, в селах и во всех деревнях печатать избы и бани велел, и оттого со всякого двора по два алтына и по осьми копеек и по гривне себе брал, и в ту студеную пору от его разоренья роженицы и которые в скорбях младенцы от оспы безвременно помирали.