Глава третья. Продолжение царствования Петра I Алексеевича (часть 39)

Скоро пришло известие и о женитьбе. Прусский король сказал русским министрам Толстому и Головкину, что если б он имел дело с одним английским королем, то не заключил бы с ним договора; но французский посланник граф Ротембург вместе с посланником императорским принуждал его к заключению этого договора и грозил. Шлейниц поехал объясниться по этому поводу с самим регентом. Герцог сначала отвечал, что не давал никаких подобных инструкций Ротембургу; но когда Шлейниц потребовал, чтоб регент выразил свое неодобрение Ротембургу за самовольный поступок, то герцог объявил, что Ротембург оказал только содействие к соглашению между двумя курфюрстами, бранденбургским и ганноверским, которых вражда была противна французским интересам; но Ротембург действовал так вследствие данного королем прусским заявления, что в договор его с английским королем не будет внесено ничего вредного для России. Дюбуа объявил, что мир Швеции и с Англиею и с Пруссиею очень неприятен для Франции, которая не могла желать, чтоб Швеция лишилась своих владений в Германии. Но что же делать! Франция тут ни в чем не виновата, виновата Россия, которая своим впадением в Швецию заставила шведскую королеву отдаться в руки английского короля. Франция теперь ничем не может помочь, ибо не может идти против Англии и императора, с которыми у нее один интерес в испанских делах. "Когда Россия увидала, - сказал на это Шлейниц, - что Швеция на Аланде только проводит время и переговаривает с английским королем об отдельном мире, когда увидала, что оставлена своими союзниками, то ей не оставалось ничего более, как прибегнуть к оружию; царское величество все свои завоевания сделал без союзников и удержит их без союзников, для чего способ покажет бог и время, при нынешних больших приготовлениях царских водою и сухим путем". Дюбуа отвечал: "У меня правило, от которого не отступлю никогда: если державы, с которыми имею дело, сами не входят со мною в объяснения насчет своих предприятий, то я их никогда первый не спрашиваю, пусть делают, что хотят, а потом принимаю свои меры и никаких выговоров, тем менее угроз не делаю, потому что это делу не помогает, а может сильно повредить. Увидим, что окажется в северных делах, и будем поступать согласно с интересом короля, Франции и регента и с неизменною преданностию к царскому величеству". Донося об этом разговоре, Шлейниц писал: "По моему мнению, не много пользы отсюда ожидать можно, пока продолжается размолвка у вашего величества с Англиею; однако не должно ссориться с регентом, и на будущее время надобно удержать для себя отворенные двери".

6 октября 1717 года Дюбуа формально предложил Шлейницу посредничество французского короля к примирению России с Швециею. По этому поводу в начале декабря у Шлейница с Дюбуа было любопытное объяснение. Шлейниц выразил надежду, что регент покажет полное беспристрастие при посредничестве, точно так, как царь поступал до сих пор в испанских делах. На это Дюбуа отвечал: "Регент ни в какие новые и ближайшие обязательства не вступил; но о беспристрастии царского величества в испанских делах лучше не упоминайте: регенту и особенно мне известны все сношения между Россиею и Испаниею, известны во всех подробностях, известно, что ирландец Лолес был у царя в Ревеле до нападения русских войск на Швецию и вице-канцлер Шафиров имел с ним тайные конференции; потом Лолеса несколько времени держали в Данциге тайно и во время военных действий имели с ним постоянную переписку, и хотя переговоры с ним не повели ни к чему решительному, потому что он делал предложения общие и широкие, и Лолес уехал ни с чем, однако царское величество возобновил сношения прямо с Алберони через другой канал и соглашался за известные субсидии заключить оборонительный и наступательный союз. Этот союз царскому величеству бесполезен за отдалением, бесполезен и потому, что кардинал Алберони не в состоянии будет выплатить обещанные субсидии, а между тем этот союз заставит членов четверного союза объявить себя в северных делах против России; с другой стороны, сношения с царским величеством дают только кардиналу Алберони возможность отвращать испанского короля от заключения мира". Шлейниц отвечал, что все сказанное Дюбуа большею частью справедливо, но что ему, Шлейницу, неизвестно о возобновлении сношений с Алберони. "Я это знаю, - сказал Дюбуа, - от человека, который не только слышал из уст Алберони, но и на письме видел. Впрочем, это не будет иметь никакого влияния на расположение регента действовать в пользу царского величества". Тут Дюбуа взял Шлейница за руку и сказал: "Запомните хорошенько нынешний день: через шесть месяцев я вам об нем напомню, когда вы будете благодарить регента за услуги, оказанные им России, несмотря на секретные сношения царского величества с Испаниею и несмотря на затруднительное положение, в каком теперь находится регент относительно Англии и императора". "Если царское величество будет иметь причину благодарить регента, то я передам эту благодарность с величайшим удовольствием", - сказал Шлейниц. Дюбуа, хитро улыбаясь, продолжал: "Я знаю, что последние сношения с Испаниею происходили не чрез вас; но все же вы принимали некоторое участие в испанских делах". Шлейниц знал, что об его участии в испанских делах известно Дюбуа из бумаг, захваченных у Челламаре, и потому сказал: "Я знаю хорошо, что вы хотите сказать; но вы помните, что я тогда же принес вам покаяние и получил прощение". "Теперь еще не время объясняться об этом, - отвечал Дюбуа, - подождем, когда кончатся испанские дела, и тогда посмеемся насчет прошлого".