Вы здесь: Главная -> Религия -> Вильям Джемс. Многообразие религиозного опыта -> Лекция 19. Характерные черты религиозного сознания
Новости науки
2016:
78
2015:
12345678910
2014:
123456789101112
2013:
123456789101112
2012:
123456789101112
2011:
123456789101112
2010:
123456789101112
2009:
123456789101112
2008:
123456789101112
2007:
123456789101112
2006:
123456789101112
Рейтинг@Mail.ru

Лекция 19. Характерные черты религиозного сознания

Заканчивая нашу экскурсию в область мистицизма и религиозной философии, мы возвращаемся к нашему прежнему утверждению относительно критерия истинности религий. Значение и ценность религии будет для нас определяться полезностью ее для того человека, который ее исповедует, и полезностью этого человека для всего остального мира. Мы возвращаемся, таким образом, к методам эмпирической философии, для которой истинно то учение, которое дает наилучшие практические результаты. В настоящей лекции мы постараемся дополнить нарисованную нами картину состояний религиозного сознания еще несколькими штрихами, касающимися его других характерных черт. После этого у нас явится возможность сделать общий обзор всего раньше нами сказанного и вывести надлежащие заключения.

Прежде всего необходимо определить роль эстетического чувства при выборе той или другой религии. Люди, как я уже это говорил, чувствуют непреодолимую потребность привлечь разум к участию в их религиозных переживаниях. Им в такой же степени необходимы формулы, как необходимы единоверцы для совместного религиозного преклонения перед святыней. Может быть, несправедливо то презрение, с каким я до сих пор относился к знаменитому схоластическому перечислению атрибутов божества; в нем есть ценная сторона, которую я оставил без достаточного внимания. Красивый отрывок, в котором Ньюман перечисляет эти атрибуты [Idea of а University. Discourse III, 37.], дает нам возможность определить пользу этого перечисления. Произнося слова, выражающие эти атрибуты, нараспев, как это делают в церковных богослужениях, мы начинаем понимать, как велика их эстетическая ценность. Эти восторженные и таинственные эпитеты служат украшением нашей лишенной конкретных образов набожности, подобно тому, как орган, старинная бронза, фрески, мрамор и цветные стекла в окнах служат украшением храма. Они образуют благоприятную атмосферу для нашего молитвенного преклонения. Они подобны фимиамам и славословиям, и чем туманнее их смысл, тем возвышеннее кажутся они нам. Людям, подобным Ньюману, они так же важны, как для языческих священнослужителей драгоценные украшения, сверкающие на их идолах [Воображение Ньюмана отличалось врожденным тяготением к церковности. Он сам пишет о себе следующее: "Уже с пятнадцати лет догмат составлял основной принцип моей религии; я не знаю другой религии, я не могу представить себе какой-либо другой род религии". Затем, в возрасте 30 лет, он снова пишет: "Работая, я любил воображать себе, что нахожусь в присутствии своего епископа, и ощущал это таким образом, словно это было присутствием самого Бога" (Apologia. 1897, ст. 48, 50).].

В творческой деятельности духа, направленного в религиозную сторону, эстетические мотивы играют не малую роль. Я обещал в этих лекциях не касаться церковных систем. Тем не менее, я думаю, мне будет дозволено указать сейчас, насколько удовлетворение известных потребностей, доставляемое этими системами, увеличивает власть последних над человеческой природой. Есть люди, которые стремятся главным образом к очищению и упрощению жизни, но есть и такие, воображение которых настоятельным образом требует внешнего блеска и пышности [Аналогичную разницу мы видим в характерах людей. В главе о святости мы говорили о том, как некоторые люди страдают от беспорядка и какой для них является необходимостью жить в чистоте, простоте и состоянии покоя (см. выше). Другим же, наоборот, необходимо иметь избыток возбуждения, испытывал чрезмерное давление и эксцессы, входить в целый ряд внешних сношений с людьми. Есть люди, которые пришли бы в отчаяние, если б они вдруг увидели, что все их долги уплачены, все обязательства исполнены, на все письма отвечено, все затруднения устранены и все их обязанности выполнены, за исключением одной, к которой они могут приступить, не опасаясь никакого вмешательства со стороны других обязанностей. Подобная жизнь, свободная от всяких забот, показалось бы им ужасной. То же самое мы наблюдаем и по отношению к жизненному комфорту и внешнему блеску, к внешним выражениям чувств, к форме или другим человеческим отношениям, – для некоторых из нас это необходимая атмосфера существования, для других же все это представляется ложью и жалкой подделкой под жизнь.].

Когда человек по духу своему принадлежит к последнему типу, то он не может довольствоваться интимной религией, существующей для него одного. В нем сейчас же возникает потребность сложного величественного учреждения, части которого образуют хорошо устроенную иерархию, с целым рядом ступеней начальствующих лиц, нисходящих от самого божества, – источника и кульминационного пункта всей системы, – к самым низшим ступеням, причем каждая ступень кроет в себе свою тайну, свой особый отблеск божества. Здесь человек чувствует себя, как перед великолепным архитектурным произведением с инкрустациями тончайшей ювелирной работы. Он словно слышит многоголосые звуки литургийных напевов, со всех сторон возносящие хвалу Богу. В сравнении с подобной величественной сложностью, где постоянное движение нисколько не вредит прочности целого, где ни одна деталь, какой бы скромной она ни, была, не представляется незначительной, потому что она – часть величавого целого, – каким бесцветным кажется евангелический протестантизм, какой иссушенной представляется религиозная жизнь тех уединившихся людей, которые надеются, что "среди кустарников человек может встретиться с Богом" [В "Лекциях об отпущении грехов" Ньюмана (лек. VIII, §6) есть великолепное место, ярко выражающее роль эстетического чувства в схеме христианской церкви. К сожалению, оно слишком длинно, чтобы возможно было привести его здесь.]. Реформация решилась обратить в прах это грандиозное сооружение. Человек, привыкший к созерцанию грандиозных перспектив величия и славы, при взгляде на предлагаемую ему обнаженную схему евангелия, получает такое впечатление, точно из дворца его привели в богадельню.

Здесь мы находим очень много схожего с чувством патриотизма в древних монархических странах. Сколько чувств должно исчезнуть в человеке, когда он от громких титулов, от золота и пурпура, от позументов, от стражи с развевающимися перьями на шляпах, от созерцания трепещущей толпы, переходит к президенту в черном сюртуке, который пожимает ему руку, как равному, и который, раньше, чем стать президентом, жил, может быть, где-нибудь в прерии, в домике с одной комнатой, все украшение которой составляла лежащая на столе библия. С точки зрения человека, воображение которого привыкло к пышности монархического режима, какое это убожество, какая нищета!

Мне кажется, что отсутствие эстетических моментов в протестантизме совершенно исключает для него возможность привлечь к себе много последователей из числа католиков, каково бы ни было его превосходство над католицизмом в смысле глубины духовных стремлений. Католицизм представляет для воображения такой роскошный луг, такие дивные тенистые места, в нем так много ячеек с различными сортами меда, и он так снисходителен в своих многообразных обращениях к человеческой природе, что протестантизм всегда будет казаться в глазах католика какой то пустыней. Его горькие отрицания непонятны католическому духу. Для просвещенных католиков многие из прежних верований и обычаев, которые поддерживаются церковью поныне, несомненно кажутся такими же ребяческими, как и для протестантов. Но они кажутся им ребяческими в лучшем смысле этого слова, – то есть невинными, милыми и заслуживающими снисходительной улыбки, по отношению к уровню развития тех лиц, которые могут в этом нуждаться. Для протестанта же, наоборот, эти ребячества представляются бессмысленной лживостью. Он срывает с них все прикрасы и заставляет католиков дрожать при виде того, что без прикрас последним представляется трупом с остекленевшими глазами. И никогда католикам и протестантам не понять друг друга, потому что у них различны центры эмоциональной энергии [Сравните отсутствие обрядностей в протестантизме ("смиренный поклонник добра" посещает больных и т.п. лишь для того, чтоб приносить пользу) с искусственными "добрыми делами", предписываемыми католической религией, в которые вносится вся сложность мотивов, управляющих человеческими поступками. Принадлежащая к католической религии женщина, суетная по натуре, часто посещает больных просто для флирта со своим духовником, ищет себе покровителя среди святых, старается привлечь на себя внимание Всемогущего Бога, как на Его ревностную поклонницу, и этим стать в Его глазах в привилегированное положение; наконец, выполнением положенного количества "упражнений" она стремится приобрести известное положение в организации.].



главная :: наверх :: добавить в избранное :: сделать стартовой :: рекомендовать другу :: карта сайта :: создано: 19.05.2007
Наша кнопка:
Научно-образовательный портал