Вы видите, как с этой точки зрения вполне естественным
является воззрение, что религия представляет простой
пережиток древности, так как она ведь на самом деле
продолжает традицию самого примитивного мышления.
Приобрести власть над духовными силами или умилостивить их
и привлечь на свою сторону было важнейшей задачей наших
отдаленных предков в их борьбе с природой. Сны,
галлюцинации, откровения, суеверия были для них тесно и
неразрывно переплетены с реальными фактами. В сравнительно
еще недавнее время люди едва подозревали и плохо постигали
разницу между тем, что достоверно известно, и тем, что
только кажется, между личной и безличной формой
бытия. Они с полным доверием относились ко всему, что живо
представлялось их воображению, что мысль их считала
истинным; и что бы ни утверждал любой рассказчик, слушатели
слепо верили ему. Наивное отношение к истине еще не было
поколеблено; на большинство вещей смотрели с точки зрения
того первого и внешнего впечатления, какое они производят
на человеческое воображение, и внимание поглощалось
исключительно эстетической и драматической стороной явлений
[Этот образ мышления преобладал до семнадцатого века. Достаточно вспомнить, как драматически излагал Аристотель даже чисто механические вопросы, например, способность рычага поднимать большую тяжесть с помощью гораздо меньшей. Эта способность вытекает, по мнению Аристотеля, из чудесных свойств круга и всех круговых движений. Окружность в одно и то же время выпукла и вогнута. Она образована из неподвижной точки и движущейся линии, которые взаимно противоречат друг другу. То, что движется по кругу, совершает одновременно движение в противоположных направлениях. Тем не менее, круговое движение является наиболее "естественным" движением. Длинное плечо рычага, описывая в своем движении большую окружность, обладает в большей степени свойствами этого "естественного" движения, и потому требует меньшей силы для той же работы. Или припомните, как объясняет Геродот положение солнца зимой: Оно движется на юг, потому что холод гонит его к темным областям неба, находящимся над Ливией. Прочтите рассуждения св. Августина:
"Кто дал соломе ту охлаждающую силу, благодаря которой она охраняет от таяния снег, покрытый ею, и такую способность согревать, что под ее покровом поспевают незрелые плоды? Кто может объяснить изумительные свойства огня, который чернит все, что сжигает, тогда как сам ярко светит, который сверкает самыми прекрасными цветами и в то же время обесцвечивает почти все, до чего коснется, и обращает пылающее топливо в кучку серой золы?.. Какими удивительными свойствами обладает древесный уголь, который так хрупок, что достаточно малейшего прикосновения, чтобы сломать его, достаточно самого легкого давления, чтобы превратить его в порошок; и все же он настолько крепок, что ни сырость, ни самое время не могут уничтожить его" (Civitas Dei. Liber XXI, cap. IV).
Эти свойства явлений, их естественность или неестественность, симпатичность или несимпатичность их внешних качеств, их необычность, яркость, сила, разрушительность, вот что непреодолимо привлекало к ним человеческое внимание.
Если вы откроете старые медицинские книги, вы увидите на каждой странице ссылки на симпатическую магию. Возьмите, например, прославленный бальзам для залечивания ран, открытие которого приписывается Парацельсу. Было множество рецептов для приготовления его; они заключали обыкновенно человеческий жир, смешанный с жиром быка, дикого вепря или медведя; затем в них входил истолченный в порошок земной червь, усния, т.е. мшистые наросты, появляющиеся от сырости на черепе висельников, и тому подобные гадости; все это должно быть приготовлено, если возможно, под знаком Венеры и ни в коем случае не под знаком Марса или Сатурна. Кусок дерева, пропитанный кровью, взятой из раны или с окровавленного оружия, нанесшего эту рану, должен быть погружен в этот целительный бальзам, а рана должна быть крепко забинтована; тогда исцеление наступит несомненно.
"Ибо, как объясняет Ван-Гельмонт, кровь, взятая из раны или с причинившего ее оружия, содержит в себе дух раненого человека и, будучи погружена в этот бальзам, приобретает новую живительную силу, которая передается родственной ей крови в теле больного, и таким образом исцеляет его. Она высасывает болезнь и боль из пораженной части тела. Но для того, чтобы обладать этим свойством, ей необходима помощь жира быка и других составных частей этой мази. Жир быка вообще наделен чудодейственной силой, потому что бык, когда его ведут на бойню, полон злобы и мстительного чувства, и умирает с большей жаждой мести, чем другие звери. Таким образом, мы обнаружили, пишет этот ученый, что наш бальзам обязан своей целительной силой не благосклонной помощи Сатаны, но посмертной силе Мести, которая сохраняется в жире, употребляемом для приготовления этого бальзама". (I.B.Van Helmont: А Ternary of Paradoxes, translated by Walter Charleton. London, 1650. Я сильно сократил приведенный отрывок).
Автор пытается путем аналогии с другими явлениями доказать, что истинной причиной целебного действия этого лекарства является симпатическое взаимодействие вещей.
"Если, пишет он, из еще неостывшего трупа лошади, убитой колдуном, вынуть сердце, пронзить его стрелой и изжарить, то в тот же миг колдун испытает невыносимые муки, как бы его жгли огнем. Это было бы невозможно, если бы не существовало взаимодействия между духом колдуна и духом лошади. Дух колдуна пленен в еще не остывшем и трепещущем лошадином сердце, и выход оттуда прегражден ему пронзившей сердце стрелой. Разве тело убитого при судебном следствии не начинает кровоточить в присутствии убийцы? Это происходит потому, что кровь убитого находится в припадке ярости и возгорается жаждой мщения убийце, которую завещала ей душа, в момент насильственной разлуки с телом. Если вы страдаете водянкой, подагрой или разлитием желчи, то влейте немного своей теплой крови в скорлупу яйца, смешав ее с белком; сварите все это на небольшом огне, облейте тем, что получится, кусок мяса и дайте его на съедение собаке или свинье; тогда болезнь перейдет от вас на это животное, и вы в тот же миг будете здоровы. Точно также, если вы сожжете немного молока коровы или женщины, то грудь, от которой это молоко было взято, иссохнет. Один брюссельский дворянин лишился носа в сражении; знаменитый хирург Таглиакозус сделал новый нос для него из кожи, вырезанной с руки какого-то носильщика из Болоньи. Через тринадцать месяцев после возвращения этого дворянина домой, новый нос его похолодел, начал гнить и через несколько дней отвалился. Обнаружилось, что почти в то же время умер и болонский носильщик. В настоящее время в Брюсселе есть еще очевидцы этого события, пишет Ван-Гельмонт и прибавляет: "Неужели можно допустить, что этот рассказ навеян суеверием или игрой воображения?"
Современная нам литература духовного врачевания, как, например, книги Prentice Mulford'a, полна симпатической магии.].
И как могло это быть иначе? Ведь невозможно было заранее предвидеть, что математические и механические методы, которыми пользуется современная наука, окажут такие необычайные услуги при объяснении и предвидении явлений природы. Вес, движение, быстрота, направление, положение что за сухие, безжизненные, неинтересные идеи! Как могла философия в начале своего развития не выделить и не обратить внимания прежде всего на богатую анимистическую сторону жизни природы, на те свойства и качества, которые придают явлениям их прелесть и выразительность, как могла она не считать, что именно в этом заключается истинный путь к познанию природы? Итак, религия живет среди этих анимистических и драматических представлений. Религиозно настроенные умы обращают главное внимание на ужас или красоту явлений, на "обет", заключающийся в утренней заре и радуге, на "вещание" грома, на "прелесть" летнего дождя, на "величие" звездного неба, а не на законы, управляющие этими явлениями. И совершенно так же как в старину, религиозный человек скажет вам, что в одиночестве, в своей комнате или среди полей он ощущает присутствие Бога, что на его молитвы Бог отвечает ниспосланием помощи, и что жертвы, приносимые им невидимому существу, дают ему чувство спокойствия и душевного мира.
Но это, ведь, анахронизм! скажет теория пережитков, анахронизм, которой может быть устранен, если освободить человеческое воображение от пут антропоморфизма. Чем меньше будем мы смешивать индивидуальное с космическим, чем больше будем мыслить в общих и безличных терминах, тем более высокие научные истины будут нами познаны.
Вопреки тому ореолу величия, которым окружено безличное мышление науки, я полагаю, что оно в известной степени поверхностно; изложу в кратких словах, на чем основано это мнение. Пока мы мыслим в космических и общих терминах, мы имеем дело только с символами реальности, но как только мы приближаемся к частным и индивидуальным явлениям, как таковым, мы касаемся уже подлинных реальностей в точном смысле этого слова. Я полагаю, что смысл моих слов вполне ясен.